СОМНЕНИЯ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Следствие закрутилось, завертелось отлаженной полицейской машиной. Тальма держался твердо и виновным себя не признавал.
Надеждин уверовал в виновность подследственного и упорно собирал улики, его обличающие. Медник Карпов и его верный Санька твердо вдруг вспомнили, что та неясная тень, про которую они показывали на первом допросе, действительно как две капли воды похожа на Тальма. Да и сам Тальма подбросил такую улику следствию, против которой ему было трудно отпереться. Припомнили, что во время обыска 28 марта, когда сыщики хотели взломать дверь кладовой, в которой Болдырева хранила вино и съестные припасы, Тальма, не подумав, предостерег:
— Зачем дверь ломать, когда есть ключ? Сходив домой, он действительно вскоре положил его на ладонь Надеждина.
Все свидетели, которых допрашивал Надеждин, дружно показали, что Болдырева никогда и никому ключ от кладовой не доверяла. Не получал его и Тальма. Именно этот неосторожный жест и натолкнул Надеждина на мысль: «Не Тальма ли убийца? Ведь у него интерес тут свой! Капиталы Болдыревой ему отходят. Вот-вот!»
Дольше всех сомневался в виновности Тальма Алексей Сахаров:
— Многое в деле не вяжется. Да и Тальма так любил Болдыреву, что никогда бы из корыстных | побуждений не поднял на нее руку.
Надеждин убеждал:
— Господин полковник, милый Алексей Евгеньевич, ваш опыт должен вам подсказать: убивают и грабят не только типы Ломброзо, но и те, на которых и подумать нельзя. Наш случай именно из таких. Вспомните показания свидетелей. В канун приезда Тальма-старшего подследственный сбивал с толку Болдыреву: «Полковник прибывает в Пензу с ночным поездом!» А он приехал днем!
— Ну и зачем ему сей маневр?
— Для того чтобы ночью постучать в дверь и сказать: «Александр Осипович приехал, открывайте!» Эта шутка и открыла ему доступ в квартиру. Будучи человеком неглупым, он понимал, что если следствие не найдет следов взлома, то заподозрит близких. С этой целью Тальма устроил поджог. Но, к его несчастью, пожар был довольно быстро затушен.
— А что ж, дом ведь ему принадлежал, неужели не пожалел? Не легче ли было изображать взлом?
— Взломать двери после убийства? Боялся, что клубы дыма привлекут внимание городового — его будка невдалеке расположена, или заметит кто из соседей. Свобода дороже добра, вот и поджег.
— Цель проникновения в дом очевидна — грабеж. Часть ассигнаций и драгоценностей Болдыревой исчезла. Но у Тальма обыск ничего не обнаружил.
— Припрятал! — убежденно произнес Надеждин. — И главное: экспертиза признала наличие следов крови на брюках. Арестованный никак происхождение этих следов объяснить не умеет. Нужны более веские улики?
Сахаров вздохнул:
— Улики шаткие! Но на то и следствие, чтобы найти более убедительные доказательства того, что Тальма — убийца. Ищите!
ОКРОВАВЛЕННЫЙ КИНЖАЛ
Сыщики Пензы были ошарашены сообщением из Москвы. Ивана Коробова следствие даже не рассматривало как возможного убийцу. Бросились производить обыск жилья Коробова, но оказалось, что тот жил в гостинице. Уезжая в Москву, он номер сдал, и там давно поселился новый постоялец.
Все, кто знал Коробова, говорили, что он человек неглупый, но с избытком различных фантазий. Так что мог и наговорить на себя страшную напраслину.
Не успели полицейские прийти в себя, как новая оглушительная новость. 24 июня в участок пожаловал мещанин Юкин. За руку он держал своего малолетнего сына. Юкин положил на стол Надеждина кинжал:
— Это оружие нынче в восьмом часу утра нашел мой Архипка — против дома генеральши Болдыревой.
Даже беглый осмотр убедил: именно этим оружием были убиты генеральша и ее горничная.
— Вот, смотрите, — объяснял опытный Сахаров, — кончик кинжала несколько согнут. Судебно-медицинская экспертиза сделала при вскрытии генеральши заключение, что именно таким оружием было сделано характерное повреждение печени убитой.
Специалисты нашли на кинжале, возле рукоятки, следы засохшей крови.
— Ну что, — Сахаров задумчиво почесал переносицу, — Тальма надо освобождать?
— Нет! — Надеждин даже вскочил. — Я твердо убежден в виновности арестованного. Что из того, что кинжал подбросили, когда Тальма-младший сидит в тюрьме? Сопоставьте два факта: Коробов пришел с «повинной» в тот день, когда полковник Тальма находился проездом в Москве. Теперь, когда полковник в Пензе подбрасывают нам этот кинжал. Тем более что мальчишка Юкин показал: «Кинжал потерял (а я скажу — бросил!) военный человек, ехавший в коляске».
ПРИГОВОР СУРОВЫЙ. НО СПРАВЕДЛИВЫЙ?
Суд проходил с 20 по 25 сентября 1895 года.
На основании материалов предварительного следствия дворянин Александр Леопольдович Тальма, 1870 года рождения, женатый, имеющий двоих детей, был предан пензенскому окружному суду с участием присяжных заседателей. Он обвинялся в том, что с «заранее обдуманным намерением убить П. Г. Болдыреву, с целью воспользоваться ее деньгами, нанес сначала служанке А. Савиновой, а потом Болдыревой смертельные раны и с целью скрыть следы преступления облил трупы керосином и поджег их».
Язык суконный, а обвинения грозные!
На суде Тальма виновным себя не признал. Обвинитель — прокурор московской судебной палаты М. Ф. Громницкий изложил все данные к обвинению Тальма — в своей основе читателю они известны.
Пришлось Громницкому отвечать и на трудный вопрос: «По какой причине Иван Коробов явился в московскую полицию с повинной?»
— Коробов — душевнобольной, — утверждал маститый обвинитель. — Да, это больной человек, решивший покончить с собой. Он шел в Сретенскую часть, быть может, уже приняв яд, жаждя прежде всего покоя. Своего угла нет… Вот он и отправился в ближайшую полицейскую часть. Назваться пьяным он побоялся, с пьяными обращаются грубо… Сказаться больным — пожалуй, провозили бы по Москве, измучили. Назвавшись преступником, он мог рассчитывать на внимательный прием. Он знал, что будет дорогим гостем, его будут беречь. Выбрал преступление — убийство Болдыревой, потому что разделял панику после этого события…
Доводы (как и вся речь обвинителя) не очень убедительны.
Прокурор, заканчивая часовую речь, гневно взмахивал рукой:
— Я знаю, что доказательства вины господина Тальма немногочисленны, но они незыблемы. Защитники будут их уничтожать, и пусть: они построены на твердых, непререкаемых основаниях.
Один из двух адвокатов — присяжный поверенный Грушевский пытался убедить суд, что отношения подсудимого и Болдыревой были таковы, что не допускали возможности убийства.
— И наоборот, — защитник обращался к присяжным заседателям, — поведение служанки Савиновой наталкивает на мысль: посторонний мог попасть в комнаты генеральши. И вообще: обвинение опирается исключительно на выводы ума, а суд обязан вынести свое решение, оперируя лишь фактами. А вот этих самых фактов, доказывающих, что убийца — Тальма, как раз нет. Более того, убийца сам назвал себя — это Иван Коробов. Следствием установлено, что он картежный игрок, что он покинул Пензу, бежав от долгов. Да и от правосудия тоже.
Но полицейское следствие почему-то полностью игнорирует признание Коробова, желает
вопреки всем фактам выставить убийцей невиновного.
Другой защитник — Кальманович — доказывал присяжным:
— Никто не видел, что Тальма в ночь убийства выходил из своей комнаты. Более того, его жена утверждает, что он крепко спал, пока шум толпы под окнами не разбудил их обоих. И главное: у него не было необходимости в столь сложном, кровавом способе убийства. Есть яды, которые убивают, не оставляя следов. Тальма настолько спокоен за свою судьбу, что порой, казалось бы, дает обвинению козыри — вспомните пример с ключом от кладовой. Болдырева ни в чем не отказывала Тальма, зачем бы он стал ее убивать? Ведь много раз она выручала его деньгами. Более того, вскрыв завещание убитой, мы узнали: почти все свое достояние она передавала обвиняемому.